Варнаград. Тот же клок
Игидар широкими шагами мерил двор. Камни хрустели под ногами и больно впечатывались в слишком тонкую подошву чебот. Тонкий наст звучно проваливался и разбивался в крошево, мелкие лужицы разлетались грязными брызгами. Дорожное месиво неопрятными разводами осело на обуви, но Игидар продолжал метаться.
– Иг-ги, – мужчина дернулся и с неприязнью глянул на подошедшую молодуху, – Иги, так нельзя, – укорила она мягко, а ему отчего-то вспомнились шелковые путы, что тонки и легки, а зубами не перегрызешь. – Посмотри на обувь. – Он непонимающе уставился на забрызганные чеботы, и та напомнила: – Ты не позволяешь себе такого обычно. Игидар Непокорный – образец для подражания. Эта грязь, – она сморщила нос и укоризненно прошептала: – Она обличает тебя. Унижает. Выдает состояние.
Игидар сдержал вздох и повторно глянул на чеботы, которые всегда держал идеально чистыми, для чего всюду таскал за собой мальчонку с котомкой ветоши наготове.
– Услада, ты преувеличиваешь, – заметил он, глядя вдаль, лишь бы не смотреть на нее. – Это грязь приближает меня к подданным. Они смотрят на меня и думают, что я совсем как они. Потому доверяют мне.
Он отвернулся от златокудрой прелестницы, дабы скрыть насмешку. Вообще, он придерживался того же мнения, что и она, иначе бы не держал при дворе мальчонку, но соглашаться со вздорной девицей не хотелось. Итак, проходу не дает, согласись и покоя вовсе не будет.
– Иги, – тщательно выверенным жестом Услада прижала указательный палец к губам, чтобы тот чуть-чуть приоткрывал нижнюю губу, – ты же не думаешь об этой замарашке, правда?
– Нет, конечно, нет, – отозвался он рассеяно и устремился внутрь дома большими шагами, больше похожими на скачки. Гигантский кузнечик и только.
Вбежал на второй этаж и нерешительно замер перед дубовыми дверями. Войти или нет? Очнулась – не очнулась. А если очнулась, что делать с меткой рода Старейшины медоедов, украшающей ее плечо.
Пока метался, дверь отворилась и выглянула сиделка с хитро шныряющим взглядом.
– Очнулась? – спросил он, в два шага оказавшись рядом.
– Тю-ю? Знахаря надобно. Горячка началась.
– Микишка! – крикнул Игидар, и перед ним в миг очутился вихрастый мальчишка лет пяти-шести. – Кликай Святошу. Да побыстрее.
Пацаненок умчался, а он вошел в горницу, уселся на ближайшую лавку и невидящим взглядом уставился в мутное окно. И виделся ему вовсе не пейзаж…
…На охоту в этот раз выехали ранехонько. Еще не рассвело, а ящеры стройными рядами выдвинулись в путь. Вараны размером с доброго коня, выглядели жутковато и нелепо одновременно. Хотя сами охотнички считали, что величественны и горды.
Гордости, и вправду, в переизбытке, зато величие найти в гигантской ящерице сложновато. По крайней мере, именно так считали и лютые, и медоеды. Лишь сохатые надменно помалкивали, признавая недостойными любые пересуды. А может опасались ядовитых зубов ближайших соседей. Хотя медоедам, что проживают ближе, это не мешало зубоскалить и нахальничать.
Вараны шествовали неторопливо, дабы все оценили уникальное зрелище. Но лишь град скрылся в дорожной пыли, охотники побежали, с силой стуча лапами по грязи. Пустые торбы подскакивали и с тихим стуком опускались на спины. Неудобно, но необходимо: иначе добычу не доставить.
В этот раз отряд возглавил Игидар Непокорный, который устал от рутины и решил развеяться. А что развеселит лучше охоты?!
Отряд пробежал добрую сотню шерстинок прежде, чем достиг леса, сбавил темп и разделился. Они никогда не охотились вместе, по одиночке и только так.
– Светлейший, позвольте вас сопровождать, – Ящера перекосило так, точно предложили не помощь, а нечто очень неприличное.
– Не позволю, – лаконично отозвался он, используя мыслеречь, как и сородичи.
Впрочем, как и всегда. И настолько все привыкли к подобному ритуалу, что никто не удивился. Хотя, на то он и князь, чтобы быть самым сильным, самым ловким, самым хитрым. Да-да, именно хитрым, а мудрость и так приложится, коли изворотливость не подведет.
Светлейший медленно развернулся хвостом к остальным и, неслышно ступая, углубился в лес, зная, что пойти следом никто не рискнет: побоятся. Лес привычно успокаивал и будоражил одновременно. Вязкая тишина взрывалась редким шорохом и запахом, назойливым и едким одновременно. Он казался настолько чуждым этим местам, что ящер остановился, раскачивая головой из стороны в сторону.
Запах раздражал и мешал сосредоточиться на поиске добычи, а вернуться с пустой торбой – подвергнуть сомнению старшинство, полученное по праву сильнейшего. Он двинулся в сторону запаха, дабы разобраться и вернуться в охоте. С каждым пройденным шагом вонь усиливалась. И не падаль, и не зверь, а кто же?
На выступающих корнях дерева лежала скрючившаяся молодая женщина в набрякшей от грязи одежде. Волосы казались черными из-за влаги, а под тонкой кожей проступили голубоватые вены. Незнакомку потряхивало от холода, но глаза она не открыла даже, когда ящер хлестнул по ней хвостом. Только застонала громче и сжалась крепче.
Ящер обошел вокруг, постукивая хвостом, но реакции не добился. Зато по клейму на плече определил: медоедка. Что делает-то в такой дали от дома?! Сюда ей добираться не полный клок. Сколько же прошла и как давно упала?!
Впрочем, это не отменяло главного: ящеры заботятся только о подобных себе. Менять привычки: ни за что! Даже, если это дочь старейшины, о чем свидетельствует клеймо.
Игидар развернулся и потрусил прочь, но шагов через двадцать остановился и обернулся. Медоедка – враг. Врагам не помогают. Правила непреложны. Он снова развернулся и отошел еще на пару шагов. Посмотрел назад: девчонка дернулась, точно пыталась встать, и скатилась обратно к дереву. Сильная, однако. Борется до последнего мига.
Силу Игидар всегда уважал всегда, как и все ящеры. Он развернулся и потопал обратно. Сменил облик на человеческий и выбрался из-под торбы, которая как будто резко увеличилась. Поднял медоедку, надеясь, что она не проснется. Вряд ли, тогда удастся убедить ее в честности намерений. Да и сложно это сделать, будучи обнаженным. Он тщательно закрепил непрошеную ношу в торбе, сменил облик и отправился искать сородичей, которым как-то предстояло объяснить странный выбор.
